Арест — это мгновенный разительный переброс, перекид, перепласт из одного состояния в другое.
Всё. Вы — арестованы!
И нич-ч-чего вы не находитесь на это ответить, кроме ягнячьего блеяния:
— Я-а?? За что??…
Вот что такое арест: это ослепляющая вспышка и удар, от которых настоящее разом сдвигается в прошедшее, а невозможное становится полноправным настоящим.
И всё. И ничего больше вы не способны усвоить ни в первый час, ни в первые даже сутки. Ещё померцает вам в вашем отчаянии цирковая игрушечная луна: "Это ошибка! Разберутся!"
Тебя уже волокут за шиворот, а ты всё заклинаешь про себя: "Это ошибка! Разберутся — выпустят!
Арест состоит из мелких околичностей, многочисленных пустяков — и ни из-за какого в отдельности как будто нет смысла спорить (когда мысли арестованного вьются вокруг великого вопроса: "за что?!")
Вас отводят в сторону в заводской проходной, после того как вы себя удостоверили пропуском, — и вы взяты; вас берут прямо с операционного стола с операции язвы желудка; вас берут из военного госпиталя с температурой 39є; вы (Надя Левитская) добиваетесь свидания с осуждённой матерью, вам дают его! — а это оказывается очная ставка и арест! Вас в «Гастрономе» приглашают в отдел заказов и арестовывают там; вас арестовывает странник, остановившийся у вас на ночь Христа ради; вас арестовывает монтёр, пришедший снять показания счётчика; вас арестовывает велосипедист, столкнувшийся с вами на улице; железнодорожный кондуктор, шофёр такси, служащий сберегательной кассы и киноадминистратор — все они арестовывают вас, и с опозданием вы видите глубоко запрятанное бордовое удостовереньице.
В 1937 году в приёмную новочеркасского НКВД пришла женщина спросить: как быть с некормленным сосунком-ребёнком её арестованной соседки. "Посидите, — сказали ей, — выясним." Она посидела часа два — её взяли из приёмной и отвели в камеру: надо было спешно заполнять число, и не хватало сотрудников рассылать по городу, а эта уже была здесь! Намеченный к аресту по случайным обстоятельствам, вроде доноса соседа, человек легко заменялся другим соседом.
Люди, случайно попавшие под облаву или на квартиру с засадой и имевшие смелость в те же часы бежать, ещё до первого допроса, — никогда не ловились и не привлекались; а те, кто оставался дожидаться справедливости, — получали срок. Всеобщая невиновность порождает и всеобщее бездействие. Может, тебя ещё и не возьмут? Может, обойдётся?
Отрывок из книги: Александр Исаевич Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956
